Вчера в Киеве прошла открытая встреча с легендарным музыкальным критиком Артемием Троицким в рамках проекта Андрея Алферова и FEDORIV Hub «Кинематограф обо мне». Мы подготовили для вас выдержки из этой интереснейшей беседы. Бонусом идут мысли еще с одного недавнего выступления Артемия в Лондоне, где также был наш журналист. Дальше – прямая речь.
Я очень люблю киномузыку, которая является очень недооцененным подвидом музыки. В заграничных рецензиях журналисты часто характеризуют произведения словом «cinematic» - для меня это очень четкий аргумент, чтобы обратить внимание на него. Например, песня американской команды Suicide «Frankie Teardrop» для меня именно такая, там не только сюжет, там есть атмосфера, развитие, которые превращаются в сказательные инструменты выражения.
Если говорить о кино, то я небольшой специалист в нем. Если говорить о политике, то да, я о ней знаю все и могу говорить постоянно. О музыке знаю кое-что. Но если касаться фильмов, то могу вспомнить только Федерико Феллини, Ингмара Бергмана, Жана-Люка Годара, которых смотрел в детстве. Синефилом и киноманом я себя никогда не считал. Почему? Не знаю, я вообще не особенно склонен к самоанализу.
Если говорить о том, откуда пошел рок в СССР, то все, несомненно, началось с Beatles, которые были здесь тоже достаточно популярны. Но действительно самостоятельное развитие нашей музыки началось с панк-движений, которые не просто копировали западных коллег, но и изобрели что-то свое, например, Аквариум, Кино, Алиса и другие. Если в музыкальной плоскости они недотягивали до западного уровня, то компенсировали это все глубиной высказывания и прекрасными текстами. Все это пошло от шестидесятников, дворовой песни, которая славилась своей смысловой составляющей.
С Высоцким я был хорошо знаком и даже устраивал ему некоторые концерты. Как-то пытался ему донести рок-музыку и впиндёрить Машину Времени и Аквариум. Он меня вообще не понял и не оценил их.
Несмотря на то что в СССР за организацию подпольных концертов сажали, меня это не коснулось. Я себя часто ассоциирую с героем французского фильма «Высокий блондин в черном ботинке», такой себе простецкий мудак. Что-то вокруг меня проходило, но я был максимально наивен и беспечен.
Я всегда был искренне равнодушен к деньгам. Если у других на концертах и квартирниках получалось зарабатывать баснословные суммы, то я организовывал целые квартирные фестивали, которые были бесплатными. Я деньги только терял с огромным удовольствием. Тогда меня нельзя было арестовать за несанкционированную коммерческую деятельность или за то, что человек пел не совсем «комсомольскую» песню.
Если сравнить времена моего диссидентства при Брежневе и сейчас, то есть в этом сходства и отличия. Во времена СССР, несмотря на все внешние обстоятельства, мы жили в спокойной и комфортной «внутренней иммиграции», при этом внутри не было чувства поражения, потому что нам не было с чем сравнивать. После «перестройки», лихих 90-х, когда можно было практически все, сейчас же порой накрывает чувство горечи, что «а могли бы уже жить!», но опять возвращаемся в прошлый век.
Самым плодотворным временем я считаю 80-е годы. Это было единственное время, когда внутренний вектор совпадал с вектором страны, когда можно было устраивать разнообразные концерты, развивались многие контркультуры. Когда же все развалилось, то и качественной музыки у нас стало в разы меньше. Если раньше многие наши музыканты вдохновлялись западными примерами «борьбы с Союзом», то внезапно этого всего не стало. И началось время застоя.
Рок-музыка – это не нефть или газ, это штука более тонкая.
Боб Дилан действительно приезжал в Россию на московский фестиваль молодежи студентов 1985-го года. Я знал, что заниматься там им будет поэт Евгений Евтушенко, который, похоже, вообще не понимал, кто этот Дилан. На мои многочисленные просьбы дать возможность артисту познакомиться с моими друзьями (Макаревичем и Гребенщиковым), которые его сильно любили, Евгений ответил довольно пафосным отказом. Тогда мы задействовали все свои связи, чтобы выяснить, куда он дальше поедет. Оказалось, что изначальной целью его визита была поездка в Одессу, где он хотел найти какие-то свои еврейские корни, потому что вам известно, что у него настоящей фамилией была Циммерман.
К Фрэнку Заппе я отношусь с почтением и считаю его очень неоцененным гитаристом. Он своего рода музыкальный конформист и я очень люблю его музыкальные провокации.
Юрий Лоза – как по мне, человек не очень умный. Последние новости с ним – это не продуманная PR-кампания. Мне кажется, что он что-то сказал, о чем потом сам пожалел и начал извиняться. Но такие его шапкозакидальческие лозунги попали на благодатную почву и понеслось.
Цой в действительности был веселым озорным парнем, которого очень поменял кинематограф на ту «героическую тварь», что мы знаем сейчас. В 80-х он был большим модником, постоянно выряжался, но затем встретил Наталью Розлогову и вся эта киношная тусовка его очень сильно поменяла.
Джоанна Стингрей, одна из значимых персон и популяризаторов советской и пост-советской рок-культуры на Западе, просто как-то в 1984-м позвонила Гребенщикову из США и приехала в эту тусовку с самыми простыми намерениями – потусоваться. Она была настоящей панкушкой и ей очень нравилось все происходящее. Со временем она затесалась в питерскую тусовку, после чего стала заметной и не фейковой фигурой. Я все время удивляюсь, как она еще не продала права Голливуду на экранизацию ее биографии.
В Прибалтике сейчас довольно уродливая ситуация, где русская коммюнити состоит исключительно из ватников, при том таких, что в России поискать нужно. Они все думают, что их там угнетает коренное население. Поэтому интересные русскоязычные музыканты там надолго не задерживаются, а сразу едут в Берлин или Лондон. Из тех, кого я все-таки хотел бы отметить, то это Maria Minerva и Ewert and The Two Dragons.
Я не могу сказать, что я сильно «дружил» с Дэвидом Боуи, мы с ним встречались раз семь. После не совсем успешного его приезда в Москву, мы немного перестали общаться, потому что у меня было то ли чувство вины, то ли что-то подобное, а у него – разочарование. (из другого интервью Артемия: «Это была экспериментальная поездка. Он был не вполне удачным, то есть мы с Марией Соловьевой были организаторами этого концерта, и черт нас дернул устроить его в Кремлевском Дворце съездов. Это, конечно, совершенно был не зал для Дэвида Боуи. К тому же да, это был, по-моему, 97-й год, нравы были специфические. Я не имел отношения, скажем так, к организационной части, но там сделали такую штуку, что весь партер прямо перед сценой – это были VIP-места, и там стояли столики, здесь за столиками сидели какие-то олигархи, какие-то чиновники, какие-то дремлющие папики со своими телками, и телки эти во время концерта прямо разговаривали по мобильным телефонам. В общем, это было ужасно. Это сломало атмосферу. У Боуи было довольно плохое настроение, поскольку он со сцены это все видел. В общем, пришлось мне выслушать некоторое количество, скажем так, ироничных и не очень довольных комментариев. Но, к счастью, это не подорвало наши отношения. Я лично был ужасно этим всем расстроен. Единственная хорошая штука – это то, что мы с Боуи вместе отметили мой день рождения — как раз было 16 июня. И записал я с ним программу «Кафе Обломов». Наверное, это единственная такая, историческая программа «Кафе Обломов» за все три или — сколько там? – четыре года ее существования»).
Самое удивительно то, как Дэвид Боуи боролся со своей смертью путем попадания в бессмертие. Может вы и не знаете, но он записал еще 2 альбома, кроме «Blackstar», один из которых выйдет в следующем году, а другой – в 2019-м. Т.е. человек умер, но в будущем еще будет влиять на множество людей.
Если говорить о группе Ленинград, то надо остановиться именно на фигуре Шнурова. У него просто невероятно талантливая, фантастическая социальная интуиция. У меня от него предельно кисло-сладкие впечатления: 50% восторга и 50% отвращения. Для путинского режима это самый правильный артист. Ни один другой нынешний деятель культуры не примеряет так на себя русскую действительность. Он действует как анестезия против всех государственных невзгод. Там в верхах ведь есть еще умные люди, которые понимают, что его убирать нельзя. Кстати, Шнуров сейчас – самый высокооплачиваемый артист России.
Если возвратиться к нашумевшему клипу, то его рейтинг не был бы столь высоким, если бы мужчины не были садистами, а женщины – мазохистками. Почему? Когда «резиновые мужчины» смотрели видео, многие думали: «Какой я молодец, гляди на что она способна ради встречи со мной!» Женщины же, в свою очередь, мазохистки. При просмотре видео, многие узнавали себя, как они собирались на свидание с каким-то «резиновым Сережей».
Поп-культуры как таковой в России нет. Все Валерии Басковы, Киркоровы, Кобзоны, Аллегровы – зомби. А зомби – мертвы.
Разница между прошлым временем и настоящим в том, что люди уже покатались по миру, увидели отличия и бояться потерять то, что есть, поэтому и протестное движение меньше. В СССР, по сути, терять было нечего. Сейчас современная ситуация довольна похожа на начало 80-х годов, так что как раз самое время для появления новых рок-течений, как символа протеста. Правда, молодые группы приходиться вылавливать где-то в сети или же в клубах, в которые набивается по 200 человек и их пока еще не трогают.
Автор: Алена Виолаторка, Анна Кузнецова
Фото: Анастасия Варбан
